Когда в 2014 году после аннексии Крыма оказалось, что на полуострове из-за западных санкций не могут работать ведущие российские компании, и что в Крыму не будет ни Сбербанка России, ни Почты России, ни Российских железных дорог, многим это могло показаться лишь ситуацией, связанной с самими обстоятельствами «присоединения» Крыма – а для российских регионов, что может измениться-то?

Но Россия, думаю, тем и отличается, что, как камбала, становится похожа на территории, в которых старается установить «порядок». Я хорошо помню, как спросил у первого президента Татарстана Минтимера Шаймиева, как он представляет себе договоренности с Москвой, если после 1991 года в России и Татарстане были установлены два разных, по своей сути, политических режима.

И дело было не только в стремлении Татарстана к суверенитету и отказе руководства республики от подписания Федеративного договора. В московском Кремле говорили о демократии и приближении к цивилизованному миру, в Кремле казанском сохранялся постсоветский дух, политической конкуренцией тут и не пахло. Шаймиев лишь усмехнулся и спросил: почему я думаю, что это Татарстан должен стать похожим на Россию, почему Россия не может стать похожей на Татарстан?

Тогда эта фраза показалась мне всего лишь шуткой – но прошли годы, и Россия действительно в гораздо большей степени походит на Татарстан, чем Татарстан тогда был похож на Россию. Недавнее расследование Фонда борьбы с коррупцией о богатстве руководства Татарстана, вскрывает механизмы функционирования кланового мини-государства, и его авторам, российским оппозиционерам, такой Татарстан кажется лишь продолжением путинской России. Ну а на самом деле, это Россия – продолжение Татарстана.

Примерно то же самое произошло с Чечней. Я задавался простым вопросом еще в начале конфликта на Северном Кавказе – не боятся ли россияне, что его силовое решение изменит саму ткань российского государства и уничтожит шансы его демократического развития? Как правило, со мной не соглашались именно те люди, которые сегодня являются яростными критиками Кремля и никак не могут понять, как же это Россия из ельцинских девяностых с их надеждами и планами перескочила в новое путинское тысячелетие.

Что ж, две кровопролитных войны помогли сохранить территориальную целостность России, но, похоже, превратили Чечню в настоящее силовое государство, где первое лицо выше любого закона, а спецслужбы, по данным журналистских расследований, могут позволить себе все, что угодно.

Но, думаю, достаточно быстро в такое же государство силовиков превратилась и сама Россия – теперь уже сотрудники спецслужб из Москвы конкурируют с сотрудниками спецслужб из Грозного, когда речь идет об операциях за границами страны, устранении и дискредитации политических оппонентов, репрессиях против правозащитников и независимых журналистов. В Кремле такие действия отрицают, а критику и санкции называют «очередной провокацией» со стороны Запада.

Ну и теперь, спустя семь лет после оккупации, вероятно дошла очередь до Крыма. И это уже не о коррупции и произволе, а об изоляции.

Российское руководство, судя по его действиям, отнюдь не озабочено изоляцией оккупированного полуострова. Более того – похоже, что оно готовится к частичной изоляции, вернее к самоизоляции России от западного мира. И демонстративно развивает сотрудничество с Востоком. Отсюда и разговоры о возможном разрыве отношений с Европейским Союзом, и стремление переоценить отношения с Соединенными Штатами, и «суверенный интернет», и готовность отказаться от использования западных платежных систем.

Тот, кто считал, что давление на путинскую Россию из-за аннексии Крыма и войны на Донбассе может привести к тому, что Кремль согласится отказаться от оккупированных территорий, не понял сути путинского режима и его политической логики.

Россия, похоже, лучше сама станет изолированным Крымом, чем отдаст Крым.

Специально для Радио Свобода

Если Вы заметили орфографическую ошибку, выделите её мышью и нажмите Ctrl+Enter.