«Доброго вечора, ми з України», – так с начала полномасштабного вторжения здоровается с военными ВСУ, ТрО, спецназовцами, а почти каждый день – и с подписчиками в Telegram глава Николаевской ОВА Виталий Ким. «Но не я придумал эту фразу, – напоминает он. – Она публичная, принадлежит всей Украине. Вот и пошла в массы».

Мы записываем это интервью в Николаеве, который после освобождения Херсона значительно отодвинулся от линии фронта. Место встречи раскрывать нельзя: после обстрела здания ОГА в марте работать в руинах невозможно, и все переехали в более безопасную локацию.

Ким заходит в одежде оливкового цвета и фирменной кепке. За полчаса выкуривает несколько стиков айкос: «Россиянам нравится, что они «страшные и их боятся». Так работает пропаганда. Когда они попадают в Украину, до них начинает доходить. Но он уже в окопе, и ему пора умирать. Поздно».

Что даст освобождение Кинбурнской косы – для Очакова и безопасности «зернового коридора» в Черном море, как из-за развязанной Россией войны пострадал бизнес в Николаевской области, почему снизил активность в Telegram – Виталий Ким рассказал в интервью LIGA.net.

Читайте нас в Telegram: только важные и проверенные новости

«КИНБУРНСКАЯ КОСА ОБЕЗОПАСИТ ЗЕРНОВОЙ КОРИДОР»

— Что дает Украине освобождение Кинбурнской косы, где все еще находятся войска РФ? Как это принципиально с военно-тактической точки зрения?

— Географически Кинбурнская коса очень близко подходит к Очаковской общине. И через этот пролив есть прямой заход в морские порты Николаевской области. То есть это позволит исключить возможность обстрела легким оружием, ПТРК, минометными и артиллерийскими снарядами судов, которые будут потенциально проходить по зерновому коридору.

С военной точки зрения даже маленький клочок в море дает нам дополнительную дистанцию, как остров Змеиный или наш Майский (искусственный остров в Черном море, насыпанный между Кинбурнской косой и Очаковским мысом, на входе в Днепровско-Бугский лиман. – Ред.). Потому что в море огромные открытые просторы, там это очень важно.

— То есть прежде всего – это для безопасности зернового коридора?

– В первую очередь – для безопасности Николаевской области и конкретно Очаковской общины, которая сейчас живет не как на освобожденной территории, а под всегда возможными обстрелами России.

– Может ли коса стать плацдармом для дальнейшей деоккупации юга?

– Я так не считаю. То есть плацдарм может быть где угодно. Но там – одна дорога на Кинбурн и выход, которым сложно воспользоваться. Она будет заминирована и под огнем.

– В ISW прогнозируют, что контроль над Кинбурном позволит увеличить военно-морскую активность и контролировать ряд портов. Каких именно?

– Николаевского, конечно. И у нас еще есть дальше по Южному Бугу порты – Новоодесский и Вознесенский, они смогут работать.

И еще терминалы того же Нибулона (крупная зерноторговая компания. – Ред.), расположенные выше по реке Южный Буг.

– Как вы оцениваете перспективы? Возможно ли их присоединение к зерновому коридору?

– Возможно. Но это решение высшего руководства. И переговоров. Потому что в первую очередь они должны юридически присоединиться к этому коридору. Физически уже возможно.

— То есть физически – уже сейчас?

– Да.

— После освобождения Херсона вы говорили, что под контролем россиян осталось буквально несколько населенных пунктов на Кинбурнской косе…

– Три: Покровка, Покровское и Васильевка. Чтобы вы понимали, россияне принудительно эвакуировали из Кинбурнской косы всех мирных жителей. Депортировали.

«А это – 37 человек. В мирное время на косе зимой живут 100-200 человек, летом 1000-1500 вместе с туристами. Всех принудительно забрали в автомобиле и вывезли. Одна женщина теперь не может пересечь границу, потому что документы потеряны. И я не могу ей ничем помочь».

— Как только освободят эти пункты, Николаевская область перестанет быть прифронтовой областью. Хотя местные нам говорят, что уже не считают ее прифронтовой.

– Есть де-юре, а есть де-факто. Потому что есть постановление Мининтеграции №75, которое определяет, в каких населенных пунктах боевые действия, повышена ли угроза. На нее ориентируются банки и страхователи – по привлечению к кредитным программам, рискам, иностранным грантам. Это юридическая сторона этого вопроса. Если Николаевская область полностью выйдет из оккупации, ее могут исключить. И бизнес заработает с кредитами и грантами.

Читайте также: Военные аналитики: План вторжения России предусматривал предательство командования ВСУ

Де-факто территория может быть деоккупирована, но обстрелы только усилятся.

– Что изменилось для Николаевской области после бегства российских войск из Херсона? Улучшилась ли ситуация с безопасностью и обстрелами, теми же С-300 и артиллерией больше не достают?

– До деоккупации Херсона из 260 дней войны нас не обстреливали 30. Остальные 200+ дней мы провели под российскими обстрелами: и по области, и по городу.

За прошедшие две недели, с 11 ноября, мы без обстрелов. Да, были обстрелы Очаковской общины из Кинбурна, есть один легко раненый (стеклом). За все это время. А за всю войну у нас получили ранения 1470 мирных жителей и 468 убитых, 12 из них – дети.

«У нас две недели, тьфу-тьфу, нет потерь и разрушений. Разница огромная. Артиллерией нас не достают. РСЗО и С-300 теоретически могут, но не делают. Я думаю, им нет смысла стрелять по тыловому городу, который привык к обстрелам и ко всему готов».

— Переключились на Херсон, оказавшийся на линии фронта?

— В том числе – да.

«ГЕНЕРАЛ МАРЧЕНКО РАБОТАЕТ С ПАРТИЗАНАМИ»

— Какую роль на Николаевском направлении играет генерал Марченко?

– Дмитрий Марченко играл значительную роль в начале войны. Потому что его прикомандировали с задачей обороны города Николаева. Он никогда не руководил военными на юге. За продвижение наших войск отвечает ОК «Юг», там генерал другой (с 2021 командующий ОК «Юг» – генерал Андрей Ковальчук. – Ред.). И 80-я, и 14-я бригады, которые выдвигались от Вознесенска и выбивали россиян на линии фронта.

У Дмитрия была задача – защищать именно город Николаев. И он координировал деятельность военных в то время, в первый месяц войны.

«Мы с Марченко в дружеских отношениях. Он продолжает работать на победу. Сейчас его задача – работать с партизанами. А также обслуживание, ремонт военной техники, которые он производит коммуникационно с ОВА».

Функцию свою он уже выполнил. Раньше. Давно.

– Как вы оцениваете риски повторного наступления России на Херсон и Николаев, учитывая, что Кремль может мобилизовать еще сотни тысяч россиян?

— Что у них в голове – не знаю. Возможно, они пытаются выиграть время тем, что забросили сюда груду мяса. Есть команды срочно взять определенные рубежи, не поддающиеся логике. А поскольку мы пользуемся именно логикой, планировать действия россиян невозможно.

С военной точки зрения – им будет очень тяжело форсировать Днепр и предпринимать какие-то действия.

– Сколько реально техники сдали россияне, когда весной вы объявили в соцсетях кампанию: сдавайтесь и сдавайте, получите деньги? Вы считали?

– Конечно, считал. Ты когда деньги отдаешь – их считаешь? Кампания прошла успешно.

– На десятки миллионов?

– Я не буду отвечать на этот вопрос. Достаточно успешно. По-видимому, это повлияло и на ход военных событий на каких-то военных участках.

– Это, возможно, не только легкая техника была?

– Это, возможно, не только легкая техника была.

«Я НАМЕРЕННО СНИЗИЛ АКТИВНОСТЬ В TELEGRAM»

– Вы в своем Telegram-канале одним из первых извещаете, откуда и куда летят ракеты во время масштабных обстрелов, сколько было пусков. Откуда эта информация?

– Это военная тайна. Но мы более восьми месяцев работаем с разведкой, контрразведкой, с партизанами, в медийной сфере и в интернете – для противодействия россиянам. Конечно, у нас поступает информация из разных источников. Я стараюсь реагировать только тогда, когда это объективная информация, подтвержденная из многих источников.

– В первые месяцы войны у вас был очень яркий Telegram. Вас разбирали на цитаты и мемы – от заявлений и видеозаписей до носков. Но потом что-то изменилось. Что именно? Есть такое впечатление, будто кто-то воспринял вашу телеграм-активность как нежелательную и попросил ее уменьшить. И вы умышленно и сознательно это сделали. Так ли это?

– Действительно, я намеренно это делаю.

– Это было ваше решение? Или это в коммуникации с центральной властью?

– Нет, это исключительно мое решение. Дело в том, что в начале войны было мало информационных каналов, которые объективно могли давать информацию и побуждать к действиям. Моя цель была: чтобы мы не боялись россиян, что они не страшны и их нужно убивать.

Через короткий промежуток времени, вы же видите, что в медиапространстве и телеграм-каналах происходит, эта система выстроилась в Украине и заработала в информационном пространстве. И мы очень хорошо в этом пространстве выигрываем у россиян, это их очень бесит.

А у меня высвободилось время для работы. Потому что эта информационная функция уже выполняется.

«Я не гнался за количеством подписчиков, за публичностью. Мне даже удобно, когда ее меньше. У кого это основной профиль – ну, пусть занимается. Для меня это была необходимость в то время».

– И никаких возражений или замечаний с точки зрения высшего руководства не было?

– Не было.

– В каких вы отношениях с Офисом президента. С кем контактируете и как?

– Я общаюсь со всеми абсолютно. С Офисом президента у нас рабочие, деловые отношения уже два года. Я считаю себя неотъемлемой частью команды президента. И менеджером, у которого есть определенные задачи. Есть большой участок работы, который я закрываю.

— Как вы общаетесь с заместителем председателя ОП Кириллом Тимошенко?

– Мы на контакте ежедневно. Кирилл Владленович – мой прямой руководитель.

— Есть ли у вас собственные политические амбиции – двигаться дальше в пределах полномочий власти? Социология говорит, что у вас высокий уровень доверия среди украинцев.

— Не знаю. Я уверен, нужно делать только то, что тебе нравится. А мне нравится быть полезным и менять систему. Там, где я живу. В этом плане, если у меня будет больше полномочий и более ответственный участок работы, конечно, я считаю, что это хорошо.

– Вы говорите только о Николаевской области?

— Я вообще говорю. Я тоже со временем расту, больше умею, больше знаю, больше понимаю. Цели могут меняться в зависимости от того, где ты сейчас находишься.

К концу войны таких планов нет точно. А дальше – будем смотреть.

«ЧАСТЬ БИЗНЕСА СБЕЖАЛА. ЧАСТЬ – ОТДАЛА ПОСЛЕДНЕЕ»

– Вы помните, как местный бизнес помогал в первые дни противостояния с Россией? Кто включался и что это была за деятельность? Это было волонтерство?

— Затрудняюсь ответить однозначно. Часть бизнеса схватила все и убежала. Часть бизнеса все, что было, отдала в ВСУ и осталась. Часть бизнеса отдала даже чужое. Было по-разному. Те, кто точно помогал, – производители железобетона и металлических конструкций, которые были привлечены к обустройству блокпостов и сварке ежей. Они остались и работали, вот эти две категории. Плюс некоторые автосалоны, скажем так.

– Ремонтировали автомобили?

– Автомир, например, и машины отдал, и ремонтировал военные автомобили все это время.

– Вы рассказывали, как компания «Нибулон» блокировала баржами Днепр, чтобы россияне не могли пройти. Завод «Океан» подключался и очень помогал. А потом – россияне ракетами убили владельца Нибулона Вадатурского, завод «Океан» подвергался сокрушительным обстрелам. Это прицельная атака на тех, кто помогает сражаться?

– Нет. Россияне в принципе атаковали весь бизнес. Они уничтожили – не работают – 12 крупнейших предприятий области в аграрном секторе. Это первое.

Второе – Вадатурский не изначально, а чуть позже блокировал баржами вход и шел навстречу. А руководитель завода «Океан» – областной депутат от ОПЗЖ. И он с первого дня помогает. Ходит и говорит: ну, я понимаю, что у меня такая партия, но я не виноват. У него есть проблемы, но он молча продолжает работать в защиту области.

Читайте на «Цензор.НЕТ»: Отец Днепра. Как погиб и чем был известен владелец аграрного гиганта Нибулон Вадатурский

– Пострадали 12 аграрных компаний. А в целом, по разным секторам – оценивали?

– Это невозможно. На сегодняшний день имеется более 13 500 объектов, которые повреждены или уничтожены. В некоторые прилетало по несколько раз. Пока не можем подсчитать их ущерб. У нас есть статистика в целом, там уголовные производства регистрируются.

– Какой вред экономике области нанесла война?

– Такой же. Это же состоит из многих составляющих: материальные риски, инфраструктурные, временные – потери рынков. Есть риски, которые еще могут быть. Есть риски бизнесовые, страховые. Это все вместе сложить – должен делать институт, а не я. Это очень кропотливая работа.

– Насколько упали за время войны налоговые поступления и поступления от бизнеса?

– Не хочу раскрывать. Значительно уменьшились. Что касается производства – в пять раз в Николаеве. Это можно судить по потреблению электроэнергии юридическими лицами.

– Николаев часто называли городом корабелов. Но мы поняли, когда готовились к поездке: здесь и кораблестроение, и агропредприятия, консервирующие предприятия. Действительно ли война изменила экономический фон Николаева и каким он может быть после войны?

– У нас больше аграрный регион. Все остальное те же россияне со времен независимости уничтожили экономическим путём, выкупали-разрушали. Поэтому сейчас у нас не модернизированные заводы, не конкурентоспособные на мировом рынке. То есть существуют институты, есть проектанты, крупные предприятия, которые работают и на Голландию, и на европейский рынок. Но заводы почти уничтожены.

Поэтому до войны больше был упор на аграрную часть, хотя это зона рискованного земледелия. Плюс есть Черное море, немного туризма, много IT. Если брать рейтинг регионов по промышленным мощностям, то мы там где-то очень внизу.

«ФСБ ПЫТАЛАСЬ ШАНТАЖИРОВАТЬ ВОДОЙ ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ»

— «Пункты несокрушимости» – вы говорили, в Николаевской области их запустили 28.

— Это на позапозавчера (интервью записывалось 30 ноября. – Ред.). Сейчас их более 90. Можем дотянуть до 300. Но открываем постепенно, чтобы они были снабжены всем необходимым. Самая большая проблема – «старлинки» в таком количестве. Плюс доукомплектуем дизельными генераторами. Поскольку пункт несокрушимости – это когда все есть: чай-кофе, генератор, связь, тепло.

Есть множество точек, которые мы готовим, где есть тепло, еда и дизельный генератор, но нет интернета. Тепло обеспечивают буржуйки, есть запас воды и спальных мест, но нет генераторов. Они все сейчас разные. Постепенно снабжаем, добавляем их к системе.

– Когда вы узнали об обустройстве пунктов? Насколько помню, Зеленский об этом объявил где-то 25 ноября, были ли контакты до публичного объявления?

– За день. Это решения президента, очень быстрые. Организовались, команда – выполнять. Хотя это было логично, мы готовились с генераторами, с отдельными запчастями.

— То есть вы заранее готовились?

– Мы заранее готовились к блекауту. Пункты несокрушимости – это концепция ОП.

— Какое количество от необходимого уже развернуто?

– Половина точно. И мы дальше работаем. К нам присоединился и бизнес, и ОТГ. Украинцы объединены как никогда. Каждое кафе, каждое место, где есть отопление или генератор, безусловно, превратится – если долго не будет света – в пункт несокрушимости.

У нас нет такого: это мой генератор, не подходи к нему.

– Мы разговаривали с местными предпринимателями. Им тяжело работать в условиях, когда есть проблемы с водоснабжением. И нет питьевой воды. Когда это можно решить?

– Это закрытая тема, она навредит в публичном пространстве. Если об этом узнают россияне, они продолжат обстрелы нашей критической инфраструктуры.

Россияне не хотят, чтобы у нас была вода. Они намеренно взорвали трубопровод. Там была привлечена даже ФСБ, которая говорила: это (наличие воды. – Ред.) будет переговорной позицией. Никто с ними переговоры не вел, и они взорвали. Они хотели шантажировать город водой или иметь этот козырь для переговоров. Но мы над этим работаем.

Читайте также: Спецпроект | Распознать майора ФСБ. Когда и как возникло украинское подполье в Херсоне

Если Вы заметили орфографическую ошибку, выделите её мышью и нажмите Ctrl+Enter.